Тайная жизнь Роберта Рождественского
Как-то осенью, в начале 60-х годов, наш тогдашний шеф Виталий Синяков сообщил, что ходят слухи о пребывании Роберта Рождественского в Днепропетровске и, что его якобы видели на железнодорожном вокзале: «Хотя, может он был проездом.
Ведь тысячи людей делают у нас пересадки. ». Через несколько дней, однако, слухи подтвердились.
Долорес Полякова, под большим секретом, рассказала, что Роберт Рождественский будет выступать в обкоме комсомола: «Я была у своих девчат, и они проговорились. Читать стихи он будет поздно вечером, для узкого круга. В обкоме партии об этом ничего не знают. Только не говорите об этом Пуппо, а то туда ломанутся все его друзья».
Было решено, что на встречу с Рождественским я пойду вместе с Поляковой. «Его задача - пригласить Рождественского в редакцию, - сказал Синяков, кивнув в мою сторону. - Думаю, вы справитесь».
Рождественский подъехал на старенькой «Волге». И еще только стал открывать дверцу, а Полякова, забыв обо мне, уже протягивала ему осенний букетик. Я несколько замешкался, упустил момент. А Рождественского вместе с Поляковой уже встречали обкомовские девушки.
Я остался на улице. Попытка проникнуть в здание оказалась безуспешной. Просьбы и объяснения, что я из газеты на постового не подействовали. «Не положено, - твердо говорил он. - Заявка была только на двоих».
Водитель «Волги» вышел из машины, закурил. Я подошел к нему. «И здесь охрана, - сказал он весело и тут же спросил.
- Как думаешь, долго мой пассажир будет там.
- Не знаю, а вы его будете ждать?
- Велено ждать.
- А потом куда?
- Домой, куда же еще.
- А домой, это куда?
- На Игрень.
Оказалось, что водитель даже толком не знает, кого он привез. «Его мать заведует отделением, - сообщил он. - А сынок из Москвы. Вот начальство и велело отвезти его и привезти. Так что будем ждать. »
На следующее утро, встретившись с Поляковой, я услышал: «Сам виноват во всем. Так настоящие газетчики не поступают. Надо было не отставать». Наш заведующий отделом Синяков, задание которого я не выполнил, задерживался. Настроение было мерзопакостное. И я решил не ждать прихода начальства, а действовать на свой страх и риск.
До Игрени добрался электричкой. Зашел в один двор, во второй. В третьем какой-то мужик подтвердил, что в больнице действительно работает врач по фамилии Рождественская и подсказал, как пройти к домику, в котором она живет. Шел дождь. Я промок до нитки, но в конце концов приблизился к цели. Скользя, прохудившимися подошвами своих летних туфель по набухшим опавшим листьям, я буквально съехал в овражек, за которым виднелся угол нужного мне дома.
С тех пор прошло много лет. Но, вспоминая тот день сегодня, я ощущаю такое же волнение, которое испытал тогда. Не помню, что говорил ему, какими словами объяснял причину своего вторжения. В памяти отпечатался лишь тембр его слегка грассирующего баритона: «Здравствуйте. Что ж стоять под дождем. Пр-роходите. Мам, это к тебе, кажется. »
Мне было велено снять промокшую обувь и я сразу же был приглашен на кухню пить чай. Его мама, ее звали Вера Павловна, быстро поняла, кто я такой и что мне нужно. И вот, я уже сижу в гостиной и Роберт кивает головой, слушая мою сбивчивую речь. На нем белоснежный свитер крупной вязки, хэмингуэевского кроя. «Я приехал к маме, - объясняет он, - и не планирую нынче никаких выступлений. А в обкоме комсомола побывал по частной просьбе московского приятеля. Приехать в редакцию? Разумеется. Но только не в в этот раз. Пейте чай, обсыхайте. »
Звонили из Москвы. Роберт ушел к телефону в соседнюю комнату. Я остался с Верой Павловной. Она оказалась словоохотливее своего сына и поведала, что перед войной закончила мединститут в Омске, а сын назван в честь Роберта Эйхе. «Я родила его в шестнадцать лет, муж был членом партии, а Эйхе руководил всей Сибирью. Тогда многих репрессировали. Ну, а Роберт пробивался самостоятельно. Закончил литературный институт, недавно получил хорошую квартиру на Кутузовском проспекте в Москве. » Она сообщила, что сейчас ее сын разговаривает с Евгением Евтушенко и что тот звонит уже третий раз сегодня. Еще она сказала, что Роберт закончил работу над новой поэмой, которую дописывал здесь, в течение месяца.
«Вообще, Роберт считает, что в Москве невозможно серьезно работать, - говорила Вера Павловна, угощая меня абрикосовым вареньем. - То ли дело на Игрени. Именно здесь проходит его творческая жизнь, которую он называет тайной жизнью поэта. Да вы не стесняйтесь, пробуйте варенье. Это его любимое. »
Роберт вышел из своей комнаты. Окинул нас рассеянным взглядом и я понял, что пришло время прощаться. Вечером того же дня доложил Синякову о поездке на Игрень, обещании Р. Рождественского посетить нашу редакцию после возвращения из Москвы.
Полякова была чем-то расстроена. Оказывается, начальство задробило ее информацию о вчерашней встрече в обкоме. Она одаривала меня укоризненно недоверчивым взглядом, а когда я, увлекшись, стал живописать о вкусном абрикосовом варенье и звонках от самого Евгения Евтушенко, не выдержала. «Хорош, заливать, - сказала она. - Не учись у Пуппо. Может, тебя еще и ананасами с эклерами угощали?»
«Это правда? - Спросил Игорь Пуппо, вернувшийся из командировки. - Я же Игрень хорошо знаю. А что говорил Евтушенко? Эх, надо было бы ему передать привет от меня. Ему было бы приятно. »
В начале этой недели в редакции «ДВ» вспомнили о Роберте Рождественском, в связи с грустной датой – 19 августа 1994 года он ушел из жизни. Было решено узнать, помнят ли его в Днепропетровске?
Разобраться в этом помог давний друг, читатель и почитатель «ДВ» Михаил Федорович Андрейко – начмед Игренской больницы. Оказывается, в архиве лечебницы сохранились документы, свидетельствующие о том, что мать поэта В. П.Рождественская работала в больнице с 28 января 1958-го по 27 ноября 1963 года.
Сотрудникам «Вечерки» Д. Кравченко и А. Терещенко удалось встретиться с людьми, которые хорошо знали Веру Павловну и ее семью, были знакомы с Робертом Рождественским.
Галина Ивановна Цирюлик – кандидат медицинских наук, была близкой подругой Веры Павловны. Она с удовольствием вспоминает о сибирском гостеприимстве и хлебосольности матери поэта. О том, как переживали за ее сына, когда объявлялись гонения на молодых поэтов. «В те трудные моменты, - говорит Галина Ивановна, - Роберт всегда находил спасение у родного очага».
Профессор Л. Н.Юрьева рассказала, что в детстве она очень гордилась знакомством с поэтом, а сейчас понимает, как ей повезло, что на ее пути повстречался Роберт Рождественский. Без его поэзии жизнь была бы тусклой, теряла бы свой высокий смысл.
В сборнике интервью Феликса Медведева (1988, АПН), в разделе «И были наши помыслы чисты» помещена фотография, на которой изображены Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко. Здесь же приводятся слова Р. Рождественского о том, чем жили он и его друзья.
«Нам всем крупно повезло, - говорил он. - Наша молодость совпала с XX съездом КПСС. Совпала с общей разбуженностью страны, народа, совпала с неожиданным и мучительным переосмыслением прошлого, с возвращением реабилитированных, с круговоротом споров, сомнений, надежд и вопросов, вопросов, вопросов. С Евгением Евтушенко я встерился в Литинституте. Так что знакомы мы с ним (даже вспомнить страшно) аж с 1951 года! С Булатом Окуджавой и Андреем Вознесенским я познакомился позже – году в пятьдесят пятом. Долгое время нас упоминали вместе, ругали вместе и хвалили вместе. Пожалуй, больше ругали, чем хвалили. И молодыми нас называли тоже очень долго – лет до сорока пяти. Но мы не обижались: глупо на это обижаться. »
Память – единственная мера времени. Это благодаря ей прошлое становится частью настоящего. Роберт Рождественский был верен слову. Он, как и обещал, побывал в редакции, а позднее миллионы людей общались с ним в передаче «Документальный экран».
А пока, на прощание –
Игорь Губерман:
Поэзия –
нет дела бесполезней
В житейской деловитой
круговерти,
Но все, что не исполнено