Алла Киреева. «В гостях у Дмитрия Гордона». 1/2 (2013)
Интервью Дмитрия Гордона с российским литературным критиком, вдовой поэта Роберта Рождественского Аллой Киреевой в двух частях. Часть 1. 2013 год.
Блестящий поэт Роберт Рождественский и литературный критик Алла Киреева прожили вместе почти 41 год. Незадолго до смерти Роберт Иванович, который тяжело болел и уже практически не передвигался, отправил жене послание: «Милая, родная Аленушка! Впервые за 40 лет посылаю тебе письмо со второго этажа нашей дачи на первый этаж — значит, настало такое время. Я долго думал, чего бы тебе к этому (до сих пор не верю!) общему юбилею подарить, а потом стоящий на полке трехтомник увидел и даже от радости и благодарности к тебе засмеялся. Целое утро делал закладки к стихам, которые (аж с 51-го года!), так или иначе, имеют к тебе отношение... Ты — соавтор практически всего, что я написал».
О том, как страдает и немеет поэт в отсутствие Музы, наслышаны мы немало, а каково ей — не громогласной, ироничной и преданной, — когда она остается одна? Прошло 20 лет с того дня, когда Алла Киреева овдовела — за эти годы она, автор трех книжек, авторитетный критик, чьи оценки всегда были бескомпромиссны, а вкус безукоризнен, не написала ни строчки, а когда чувства и мысли переполняли, выплескивала их в живописи, которой увлеклась неожиданно для себя и окружающих, — даже в 70 лет «молодым художником» стала.
Сегодня писательский поселок Переделкино, где похоронен ее муж, Алла Борисовна покидает редко — там ведь в любой момент можно прийти к нему на могилу, положить цветы к каменной глыбе с высеченными его именем и фамилией. Роберт Рождественский и сам был в советской литературе такой мощной глыбой — поэт-шестидесятник, ярчайший представитель «эстрадного поколения» (того, при котором публика на концертах попсу освистывала, требуя стихов). Кстати, теперь уже только его жена помнит, как родилась идея знаменитых поэтических вечеров, навсегда определивших облик «оттепельного» времени: это случилось у них в шестиметровой полуподвальной комнате на улице Воровского, где собрались Твардовский, Смеляков и Светлов...
Роб, как его называли домашние, для роли трибуна, казалось, был создан — баскетбольного роста, с негритянскими вывернутыми губами, которые придают особую полетность звуку, с гривой волос... Когда он читал перед притихшими «Лужниками» или в Политехническом музее стихи, заикание его уходило напрочь, а самым первым критиком всегда была Алла. Не знаю, нашептывала ли она ему темы, подсказывала ли решения, но, говорят, — и я этому верю! — в любой толпе поэт искал глазами ее, свою Музу.
Жизнь, которая вознесла Рождественского на самый верх (секретарь Союза писателей СССР, лауреат Государственной премии), старательно рифмовала строчки из его биографии. В День Победы 13-летний воспитанник военно-музыкального училища Робка буквально взлетел над Красной площадью — их полковой оркестр, игравший там марши, качали вместе с медными трубами, и точно так же его вместе с другими виновниками поэтического бума — Евтушенко, Вознесенским, Ахмадулиной и Окуджавой — готовы были носить на руках в 60-х. Сборники стихов — а их у Рождественского около 70-ти — выходили тогда 100-тысячными тиражами и разлетались мгновенно: тем больнее был разворот в общественном сознании, спад интереса к поэзии.